ПОДЗЕМЕЛЬЕ ЛУБЯНКИ
Александр Хинштейн
…Трудно отыскать в стране человека, который никогда не слышал бы этой мелодии. Маршей в России много, но “Прощание славянки” занимает в нашем сознании совершенно особое место. В нем слилось воедино то, что слиться, казалось, не может: бравурный пафос развернутых знамен. Чеканный шаг колонн по брусчатке. Заиндевевшие пальцы, намертво сжимающие сталь.
И — хруст похоронки. Вокзальная толчея. Щемящая обреченность разлуки…
* * *
Высокий, немолодой уже человек, грузно опираясь на палку, бредет по Москве. Рядом — лохматая дворняжка Пудик: единственное преданное ему существо, в ком уверен он до конца.
Знакомым маршрутом поворачивает он в Большой Каретный. Вот уже показались и золотые верхушки в саду “Эрмитаж” — самом любимом его месте Москвы.
Конечно, многое здесь уже изменилось. Но всякий раз, приходя сюда, он словно возвращается в свое прошлое — такое далекое и, может быть, потому-то такое прекрасное.
И в ушах — сами собой — возникают давно забытые мелодии. И сам он — молодой, красивый, в белом кителе — стоит посреди эстрады, и дирижерская палочка повелительно взлетает ввысь.
Солнце горит, отражается в меди фанфар, в раковинах золоченых труб. Спиной чувствует он восторженные взгляды зрительниц и заранее предвкушает, как после концерта они обступят его и тайком будут совать в отложные карманы пропахшие духами записочки.
Память неподвластна старению. Нет ничего легче, чем вернуться в прошлое: стоит лишь ненадолго прикрыть глаза, и можно услышать голоса людей, которых давным-давно нет в живых. И даже ту неземную музыку, что когда-то, много десятилетий назад, полонила его, захватила целиком — без остатка, — до самой смерти определив все его бытие...
* * *
Не только славой своей наш герой обязан счастливому стечению обстоятельств. Случайность определила и всю его судьбу — от начала до самого конца...
Василий Иванович Агапкин родился в нищей крестьянской семье в 1884 г. Родителей лишился рано. Мать умерла, когда мальчику исполнился год. Девяти лет от роду лишился отца — грузчика в астраханском порту. Осталось у мачехи на руках четверо ртов.
Конечно, проще всего было мачехе сдать Васю в приют, только не могла она через себя переступить. Горбатилась от зари до зари — обстирывала всю округу, — но денег все одно не хватало.
Другого выхода у ней не оставалось. Собрала она Васю, двух своих дочерей, вручила им в руки котомки.
— Ступайте по миру. Даст Бог, люди не оставят...
Каждый вечер, совсем как взрослый, приносил он теперь мачехе пусть нехитрый, но кровно нажитый заработок. И невдомек Васе было, что уже поджидает его за поворотом судьба...
|